СТРОИТЕЛЬСТВО РАЗВИТОГО КАПИТАЛИЗМА И ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРОЛЕТАРИАТА.

Карл - Хайнц Рот. В 60е годы - активист леворадикального Союза немецких студентов в Гамбурге, затем стал одним из ведущих теоретиков "рабочей автономии" (эта концепция появилась в Италии в 60-е годы, а затем распространилась и в других странах). В1974 году выпустил главный труд: "Другое рабочее движение". Один из создателей журнала "Автономия". В настоящее время работает в созданном им "Гамбургском институте социальной истории 20-го века". Свыше 20 лет работает врачом. Участвует во многих леворадикальных инициативах и проектах.

О "возвращении пролетариата" В 1993г Карл Хайнц Рот впервые изложил свои тезисы о "возвращении пролетариата". Тем самым Рот, который в предыдущие годы работал, прежде всего, как социал - революционный историк, вернулся к анализу нынешней ситуации. Текст обсуждался среди автономов и социал- революционеров, а также в традиционных социалистических течениях. Осенью 1994г появилась книга , в которой были собраны критические и дискуссионные отклики и подробнейший ответ Рота на критику.

В "возвращении пролетариата" Рот констатировал "радикализацию капиталистических отношений во всем мире". Он выводит это из описания ситуации в Мексике, Италии, Франции и Германии (после воссоединения). Радикализация проявляется в наступлении на гарантированные тарифными соглашениями и трудовым законодательством нормальные трудовые отношения, в массовой безработице и бедности, в изменении структуры рабочего класса. Последние бастионы рабочих подточены, профсоюзы и социал - демократические партии, включая их левое крыло, не станут оказывать сопротивление процессу реорганизации трудовых отношений, а будут его соучастниками. Центральным в анализе Рота является понятие "тойотизма" (1) как новой системы трудовых отношений.

Рот заканчивает призывом к левым снова обратить первостепенное влияние на "социальный вопрос" и процессы пролетаризации. Только так можно будет побороть растущий расизм и национализм среди самих трудящихся, поскольку "любая антирасистская инициатива, игнорирующая социальный вопрос и отказывающаяся тем самым от стратегической возможности опереться в принципе на всё слои пролетариата построена на песке". Поскольку сегодня ни у одного левого течения нет спасительных рецептов и ни один левый или леворадикальный проект не смог исторически подтвердить свою правоту, возможны открытые дискуссии среди различных левых течений - от автономных до базисно - профсоюзных.

Политическая традиция операизма.

Карл-Хайнц Рот вышел из теоретической школы "операизма" и является одним из его ведущих теоретиков. Эта политическая и экономическая теория возникла в Италии в 60е годы. Она исходит из того, что рабочие, вынужденные работать на фабрике, создают там новые формы сопротивления против несвободного труда, который они в принципе отвергают. Эти формы борьбы - стачка, хищение, саботаж , симуляция болезни и т. д. Согласно операистской теории кризисов, рабочие, уклоняясь от труда, требуя повышения зарплаты, вызывают кризис капитала. Капитал реагирует на сопротивление техническими нововведениями ("технологическое наступление на класс") и пытается использовать недовольство как мотор для новшеств. Центральный исследовательский метод операизма - "боевое исследование": рабочие опрашиваются действующими на фабрике активистами, чтобы получить информацию об их положении и понять его. Важным понятием является "классовая структура"; как строиться рабочий класс, каким сознанием он обладает?

Анализ Рота и операистские теории можно критиковать или защищать. Но важно отметить, что в отличие от автономов и анархистов операизм пытается (и это достойно поддержки) исследовать сегодняшние классовые отношения, что является важным вкладом в осуществлении выхода за пределы леворадикального гетто.

ИНТЕРВЬЮ С КАРЛОМ ХАЙНЦЕМ РОТОМ.

Корпоративизм профсоюзов достиг апогея, когда они предложили план "Союз ради труда" (2). Можно ли обнаружить параллели между совместной заботой капитала, государства и представителей трудящихся об экономике Германии и идеологией "народного сообщества" в нацистском "Немецком Трудовом фронте"?

Только косвенные. Этот "союз" - скорее попытка реставрации идеологии и практики социального государства 50-х годов. Теперь, в ситуации, когда немецкая модель социального государства рушится окончательно, профсоюзное руководство пытается снова всеми способами вернуться к этой истории, которая стала уже легендой. Социальное государство всё больше демонтируется изнутри. В такой момент профсоюзы хотят еще раз мобилизовать всё силы, чтобы сохранить связь со старым социальным партнерством. Профсоюзы стараются сохранить последние остатки послевоенной политики, чтобы задержать демонтаж социального государства. Профдвижению сегодня отступать больше некуда. Оно должно мобилизовать легенду, чтобы спасти хоть какие-то компромиссы 50-х-60-х годов.

Вообще, старое реформистское профсоюзное движение, с которым мы вели борьбу в 60е-70е годы, больше не существует. Возникла совершенно абсурдная ситуация. Многие отраслевые профсоюзы все еще действуют только потому, что в их аппарате сидят бывшие левые. А реформисты, которые отстаивали политику статус-кво с ориентацией на полную занятость - политику, противостоявшую позиции капитала - они в основном исчезли. В профсоюзном лагере идет процесс распада; в политических партиях мы можем наблюдать его уже несколько лет. Старые, традиционные фракции выделить уже невозможно.

Социальные реалии ФРГ полностью изменились с начала 80х. Особенно радикальные перемены произошли в 90е годы, после присоединения ГДР. Это присоединение было использовано для того, чтобы опробовать на Востоке эксперименты с разрушением социального государства. Затем они были импортированы обратно на Запад. Регулируемых трудовых отношений больше нет, даже если формально они все еще существуют. Время работы продлевается, интенсивность труда возрастает, реальные заработки сокращаются; гарантированных надолго рабочих мест, с точки зрения трудового законодательства, больше нет. Там где они еще сохраняются, в каких-либо индустриальных центрах, они увязываются с новой формой пролетарского крепостного права. Люди должны быть целиком привязаны к своему предприятию, преданы своему предприятию, если хотят сохранить прочные трудовые соглашения. От рабочего времени, зарплаты и правовых норм труда, характерных для капиталистического общества с ориентацией на полную занятость, в ФРГ уже мало что осталось, пусть даже фасад в значительной мере сохраняется.

Таков исходный пункт для понимания того что же случилось с профсоюзами. Они долгое время пытались сохранить компромисс социального государства. Им это не удалось, значит, они прижаты к стенке. В отдельных отраслях, прежде всего там, где шли процессы массированной рационализации, в конце 80х прокатились довольно боевые протесты трудящихся. Но это был протест рядовых членов профсоюзов, волна шла снизу. Сегодня профсоюзный аппарат, как и политические партии больше не имеет массовой социальной базы. На профсобрания ходят главным образом чиновники. Мне рассказывали об этом товарищи из многих профсоюзов. Профсоюзы стали фасадами, бюрократиями, которые анализируют ситуацию в своих институтах, но не имеют никакого отношения к реальному процессу. Их функционеры обнаруживают, что трудящиеся порой используют их в весьма ожесточенной классовой борьбе. Ими пользуются снова, поскольку, столкнувшись с растущим правовым беспределом в трудовых отношениях, работники хватаются за любую соломинку. И потому используют профсоюзы. Лично я на основе собственного конкретного опыта и, конечно же, моих политических позиций считаю какую бы то ни было полемику с нынешним профсоюзным движением бессмысленной, поскольку оно больше не играет никакой роли.

В отличие от других стран, в ФРГ в профсоюзы организованно всё еще от 25 до 30 % работников...

Это всё мертвые души. Я поддерживаю контакты со многими профсоюзниками в разных регионах. В действительности остались только мертвые души - положение, которое повсюду пытаются скрыть. Между собой разговаривают мумии, и средства массовой информации трубят об этой болтовне мумий. Мы, левые, должны вести дискуссии на другом уровне. При этом мы сталкиваемся с двойной дилеммой. Во- первых, немецкие левые далеки от социальной действительности с ее растущей и всё более четкой поляризацией в новом обличье классового общества со стратегической массовой безработицей, новой массовой бедностью, с отказом от полной занятости. Левые проспали этот процесс. Подавляющее большинство левых полностью распрощалось с пролетариатом и с реальными классовыми отношениями. С некоторым преувеличением можно сказать: если теперь снизу возникнет новое оппозиционное социальное движение, носящее освободительный характер, то оно возникнет вопреки левым.

Разве у левых не было оснований для того, чтобы держаться в стороне от этих конфликтов, в которых смешивались социальная борьба, социальная агрессия и расизм?

То, что в ФРГ, точно так же как во Франции и в Италии, имеется нечто вроде социального расизма - бесспорно. В начале 90х годов, то есть после присоединения ГДР, нам пришлось испытать много горьких вещей. Но на самом деле такое перекладывание ответственности за экономический и социальный кризис на плечи тех, кто стоит ниже в эксплуататорской иерархии, как раз и связанно с провалом левых, c их самоустранением, отрывом от рабочей культуры. Кроме того, новые правые в отличие от старых и даже новых левых, частично заостряли социальный вопрос. Это очень заметно во Франции. Мы сталкиваемся сегодня с тем, что, например, социал-демократические земельные правительства, осуществляют стратегию социального демонтажа, то есть попросту проводят правую, неолиберальную политику. А во Франции в начале 80х годов во многих регионах, скажем, в Марселе, даже старые коммунистические рабочие бастионы склонились вправо. Там и проявилось, что новый правый экстремизм ставит социальный вопрос. Можно было наблюдать невероятную трагедию, когда бывшие итальянские эмигранты, бежавшие в 40е годы во Францию от итальянского фашизма нападали на нынешних эмигрантов из Северной Африки.

Действительно ли главная основа проявлений такого расизма в экономической ситуации?

Да. Ее используют. Существует "народный расизм", который отражает реальные общественные противоречия внутри пролетариата. Я живу в Санкт-Паули (район Гамбурга - прим. Перевод.). Есть там гигантская стройка у Миллернторн. У меня много пациентов из всех социальных слоев этого коллектива строителей - от польских поденщиков до немецких квалифицированных рабочих. И это реальная проблема, когда с крупной стройки увольняют 50 немецких рабочих и через неделю нанимают 50 или 70 восточноевропейских рабочих с зарплатой размером в 1/3 или даже меньше. Наступает шок: люди, ставшие безработными, пробираются туда и видят, как на их месте работают за нищенскую плату польские рабочие. Если не будет классовой солидарности, движения, которое объяснит, что происходит, и выдвинет верные требования (например, требование гарантированной минимальной платы за один и тот же труд на одном и том же рабочем месте для всех, независимо от национальности), тогда появится возможность использовать элементарное отчаяние уволенных. Правые могут приходить и заявлять: " Ну вот, видите? Поляки вон!" И мы не можем прятаться за утверждения, что немецкий рабочий характер всегда имел тенденцию к отграничению от инородцев, к фашистскому менталитету. Я исхожу из того, что исходные экономические моменты - массовое обнищание, ликвидация гарантированных трудовых отношений - ведут к разрушению последних остатков рабочей культуры к новой индивидуализации и к появлению - можно смело сказать - асоциальных форм индивидуализма, в том числе и среди угнетенных. Они атомизируются. Одновременно меняется менталитет, полный перелом происходит в том, что мы называем общественным мнением, что, в конечном счете, отражается и в повседневной речи. Из нее исчезают всё понятия, касающиеся социальных прав. Например, полная занятость, - этого термина больше нет. Или тарифная ставка зарплаты. Языковые структуры исчезают и заменяются новыми, в том числе и в дискуссиях среди левых. Существует связь между экономическими изменениями и тем, как выражаются люди, которые находятся под полным влиянием средств массовой информации и не имеют собственной субкультуры. Поэтому было бы абсолютно неверно вести речь только об экономическом процессе; это общесоциальный процесс, проникающий даже в сферу языка. Вот почему становится возможным, что некоторые образы приобретают расистскую форму. Неправильно так же говорить, что расизм - это проблема идеологии и менталитета, а не экономики. Он и то, и другое. Расизм - это проецируемый механизм страха. Это попытка достичь стабильности за счет других. Расизм имеет отношение и к экономике и к языку, транслируется средствами массовой информации и формирует нормы повседневной жизни. Наша задача атаковать эту структуру в комплексе. И здесь уже речь идет не только о проблеме гарантированной минимальной зарплаты, как на крупной стройке Милернтор, но о новой левой контр-культуре, которая выражает идею равенства.

Где ты видишь в настоящее время элементы развития такой контр-культуры? До кого могут достучаться левые?

Объективно у левых сейчас такие шансы, каких не было еще никогда раньше. Если они изберут своей мишенью новые трудовые отношения, левые смогут начать очень широкое наступление. Этими новыми трудовыми отношениями затронуты сегодня всё люди, вынужденные продавать свою рабочую силу.

Второе. Мы стоим сейчас перед невероятным фактом: реформизм исчез. Я не хочу сейчас вступать в спор о ПДС (3) - возможно, в новых землях имеет место процесс, который можно охарактеризовать как реформистский. Но для ФРГ в целом, как мне кажется, верно следующее: дееспособного реформизма нет. Нет его и на европейском уровне. Маастрихтские соглашения - это разрушение любой социал-демократической перспективы в Европе. Тем не менее, найти новые элементы безумно сложно. Поэтому, хотя потенциальные возможности велики, необходимо согласие по принципиальным моментам. К сожалению, сегодня очень трудно развивать дискуссии о новой эре, о новых классовых боях, о новых возможностях. С одной стороны, причина в нашей раздробленности. Другая причина заключается в совершенно особенном, ужасающем развале немецких левых.

Тебя критиковали за то, что ты попытался обрисовать новые сферы действия, но в своем анализе остался на уровне радикализации борьбы за перераспределение. Вопрос о новом обществе, о том, как оно может выглядеть, почти не затрагивался.

До сих пор мы говорили только о препятствиях. Что же предстоит сделать? Пункт первый: начать дискуссии о новой социалистической перспективе - на основе критики наших прежних стратегических ошибок и на основе оценки новой эры, нового капитализма со сверхрационализированными трудовыми отношениями, которые полностью изменяют сам капитализм. Пункт второй - это вопрос о конкретном политическом механизме и, тем самым, конечно, об определении точек приложения сил. Одна из них - это глобальный контекст социалистической перспективы. Первый ответ на это пришел из Чиапаса. Сапатисты потребовали теперь того, что я провозглашал в 1994 году - интернационального согласия, интернациональной ассоциации для борьбы со всем, что составляет эту новую эру. Они хотят провести международный конгресс против неолиберализма и говорят: кончайте со всей вашей прежней работой в области солидарности, займитесь вашей собственной ситуацией. Неолиберальной мировой программе, то есть теории, объясняющей нынешнюю ситуацию в мире с точки зрения капитала нужно противопоставить контр-теорию. Но речь идет, конечно же, о соединении с местными инициативами - в противном случае это было бы лишь созданием новой интернациональной секции неотроцкизма. Мировое сообщество 21го века распадается на приблизительно 400-500 локальных центров - глобальных городов. Вместе с бурным исчезновением крестьян из мировой экономики происходит капитализация самого сельского хозяйства, ведущая к укреплению структуры крупного землевладения. Это влечет за собой формирование сельского пролетариата, принуждаемого к различным формам несвободного труда. С другой стороны идет массовая миграция обнищавших, лишившихся земли и пролетаризированных людей в новые "глобальные города". В них будет концентрироваться массовая бедность, и эти "глобальные города" станут центрами, в которых снова заполыхает классовая борьба. Поэтому я предложил создавать местные инициативы, создавать контр-силу, исходя из исследования региональных процессов поляризации общества.

На уровне борьбы за изменение трудовых отношений мы должны в известной мере вернуться к старым, славным формам революционной работы. Чем было 1 мая? Борьбой за 8-часовой рабочий день, за гарантированную минимальную зарплату. Одновременно мы должны вернуться к тем формам социализма, которые существовали еще до Маркса. Не для того, чтобы их копировать, а потому что сегодняшний капитализм примечательным образом превратился в "капитализм циркуляции", в котором торговый и транспортный капитал играют куда большую роль, чем раньше, в котором индивидуализированы трудовые отношения. В локальных инициативах мы должны, во первых, вернуться к вопросу о трудовых отношениях, чтобы добиться осуществления минимальных прав. Во-вторых, надо соединить борьбу за эти минимальные права с восстановлением социальных гарантий на коммунальном уровне. Ведь системы социальных гарантий разрушены. В-третьих, это можно осуществить с помощью социалистического захвата земли (4) - так же на коммунальном уровне. Всё это идет гораздо дальше, чем прежнее радикальное рабочее движение и, в то же время, имеет много общего с домарксистскими формами рабочего движения, хотя и лишено их утопического характера. Речь идет, таким образом, о политической программе заново формулирующей глобальный контекст как антитезис капиталистической реальности и предлагающей коммунитарно-социалистическую перспективу, которой не было в традиционном рабочем движении. Минимальные гарантированные права в сфере трудовых отношений; захват земли и обеспечение воспроизводства. Когда всё начнется, разумеется, встанет и вопрос об альтернативных способах производства и воспроизводства. Я исхожу из того, что на основе анализа новой ситуации можно сформулировать новую перспективу, которая учитывает тот факт, что реформизма больше нет. Проблема состоит в том, как можно привести локальные инициативы к локальной контр-перспективе. Вопрос стоит конкретно: как, например, в Гамбурге в таких сферах, как черный труд, нелегальная работа, работа, исключенная из системы социальных гарантий, создать инициативу с задачей добиться минимальной гарантированной платы во всем регионе, или, что еще важнее, инициативу с целью ограничения продолжительности рабочего дня. Проблема состоит в том, например, что идея возвращения земли наталкивается на непонимание даже в движении сквоттеров, хотя именно они реально практикуют захваты. Здесь очень ясно проявляется отсутствие общей идеи, общей утопии. Поэтому мы, левые, должны создавать новую совместную контр-культуру с помощью аналитического критического диалога. Необходима связь между сквоттерами, лево-профсоюзными низовыми инициативами, инициативами в поддержку нелегальных беженцев, или против принудительной работы для бедняков и т.д. И, конечно же, встает вопрос о захвате накопленного общественного богатства, в том числе и в его самой абстрактной форме - денег...

Однако возникает следующая проблема: всё это кажется достижимым только через государство. В Берлине существует социальный союз, который довольно близок к подобным идеям. Но содержательная сторона настолько размыта, что остается, всего на всего, призыв к старой модели социального государства, которое совсем не случайно оказалось в кризисе.

То, о чем я говорил, находится полностью по ту сторону государственности. Я думаю, продуктивная полемика с идеями социального государства начнется тогда, когда мы сумеем доказать, что социальное государство больше не существует, что оно уже в основном демонтировано, и восстанавливать эти руины бесперспективно. Можно, например, показать, что в результате приватизации общественного достояния налоговые возможности региональных правительств сходят на нет. Региональные режимы во Франкфурте, Гамбурге или Берлине разорились и в принципе не способны поддерживать наплаву институты социальной поддержки. Во-вторых, необходимо доказать собственную концепцию, которая должна быть жизнеспособной в региональном контексте. Социальное государство в прежней форме больше не существует ни на местном ни на региональном уровне. Следует предлагать для обсуждения совершенно иные альтернативы, чтобы выбраться из руин, предотвратить социальную катастрофу и наполнить новым содержанием лозунг "Социализм или варварство". Для этого необходима совершенно новая концепция социального присвоения и совершенно новое определение демократии, новая форма базисной демократии. Ведь более трети населения ФРГ - это беженцы, иностранцы, лишенные каких бы то ни было политических прав.

На европейском уровне это может выглядеть иначе. К примеру в Италии, если уровень массовой безработицы будет и дальше расти и превысит показатели эпохи мирового экономического кризиса конца 20х годов, синьор Проди (5) вдруг встанет и скажет: нам нужен новый критерий для Маастрихтских соглашений - ни в одной стране ЕС безработица не должна превышать 10%. Но нам на этом уровне сказать нечего. Нам следует действовать только глобально - поскольку такие дискуссии теперь возникают - и локально.

АК N 391, 1. 06. 1996.

(1) Тойотизм - это новая форма производственной культуры как системы целей предприятия, программ и методов их достижения. Эта форма ориентирована на постоянное улучшение качества продукции, увеличение производительности труда при помощи следующих средств:

а) организации труда на основе всё большего вовлечения (участия) трудового коллектива в процесс принятия производственных решений, интеграция интересов коллектива и предприятия.

б) групповой организации труда и уменьшения числа уровней управления.

в)интеграции различных фаз производственной цепочки и гибкой перестройки производства на выпуск новых моделей продукции.

г) изменений в размещении оборудования внутри предприятия так, чтобы уменьшить путь продукта в производственном процессе и повысить операциональность оборудования.

д) постоянной экономии основных ресурсов, уменьшения потерь, брака, переделок в процессе производства.

е) постоянных контактов с покупателями через компьютерную сеть дилеров для получения информации об изменениях спроса.

По мнению Рота, на практике тойотизм приводит к усилению эксплуатации трудящихся посредством "нового крепостного права", т. е. фактического прикрепления работника к предприятию, требованием полной лояльности работника к администрации.

(2) Речь идет о плане, предложенном лидерами Объединения немецких профсоюзов правительству и предпринимателям ФРГ: профсоюзы отказываются от требований повышения зарплаты в обмен на сохранение рабочих мест.

(3) ПДС (СЕПГ) - партия демократического социализма, бывшая правящая партия в ГДР.

(4) Имеется в виду захват всей территориальной инфраструктуры (жилого комплекса, узлов связи, системы энергоснабжения и т.д.) и передаче ее в руки территориальных органов народного самоуправления.

(5) Проди - премьер министр Италии