У сельской мелкой буржуазии много проблем. Так можно обобщить итоги прошедшего в Киеве в июне 2002 года Двенадцатого съезда “Ассоциации фермеров и частных землевладельцев Украины” (АФЗУ).

АФЗУ декларирует представительство социально-экономических интересов 42,4 тысяч кулацких (так называемых “фермерских”) хозяйств и 11 млн единоличников. Но где социальная граница между “фермером” и “индивидуальным сельхозпроизводителем”? Современный кулак (“фермер”) - это сельский капиталист, вышедший, как правило, из рядов пресловутой “колхозной аристократии”, арендующий у вчерашних колхозников распаеванную колхозную землю и к тому же использующий наемную рабочую силу своих арендодателей.

С “настоящими” единоличниками все более-менее ясно. Их судьба сложится классически: отдельные успешные представители этой страты мелкой буржуазии пополнят собой ряды кулачества, большинство же неминуемо разорится, сдаст в аренду, а вскоре, вероятно, и продаст свой земельный надел, пополнив собой ряды сельского пролетариата.

Более интересна ситуация с основной массой бывших колхозников, чье положение в колхозах мало отличалось от положения батраков. Типичный представитель этой массы твердо осознает себя собственником приусадебного хозяйства, часть продукции которого имеет товарный характер. В то же время он не имеет ни сил, ни средств для обработки своего, доставшегося на пай, земельного надела и сдает его в аренду агрофирмам старых-новых хозяев сельской жизни. Он в большинстве случаев ничего не получил на свой имущественный пай, так как колхозное имущество, инвентарь, техника перед ликвидацией колхоза были либо распроданы за долги, либо каким-то непонятным для крестьянина образом оказались в руках все того же всемогущего председателя или бригадира.

Но вернемся к съезду “Ассоциации фермеров и частных землевладельцев Украины”. Можно сделать вывод: “ассоциация” социально неоднородна. При этом, как и должно быть, “единоличный” мелкий хозяйчик села плетется за кулачеством. АФЗУ является представительством интересов немногочисленного, но экономически достаточно крепкого слоя “новой” сельской буржуазии, которая опять же выдает свои интересы за интересы всего крестьянства.

В условиях политической и социальной реакции, когда бывшей колхозной верхушке удалось конвертировать свою власть в собственность, сохранив от раздробления производительный капитал и удержав его концентрацию под своим контролем, съезд “частных землевладельцев” отмечает наличие многих серьезных проблем.

Так, до сих пор не создана система получения дешевых кредитов, хотя проекты создания Крестьянского банка развиваются уже не один год.

Не устраивают кулаков и взаимоотношения с местным чиновничеством из “госадминистраций” и фискально-надзорных структур различного калибра. Коррумпированная бюрократия КПССовского “разлива” вполне обоснованно рассматривает свои отношения с сельской буржуазией как возможность “использования служебного положения в личных корыстных целях”.

Заждалось новейшее кулачество “действенности”, а не декларативности земельного законодательства и правительственных актов о землепользовании. “Правовое обеспечение” своего экономического господства на селе видится ему еще не достаточным.

Ждет кулак и материальной поддержки, так называемых дотаций от своей “державы”. В течение 1990-х годов “колхозная аристократия” через свое политическое лобби в лице сталинистских “левых” партий (КПУ, СПУ, СельПУ) в парламенте непрерывно требовала дотаций от украинского буржуазного государства. Колхозов уже нет, но требования сельской буржуазии не изменились. Недаром съезд АФЗУ проходил под девизом: “Без крестьянина нет державы, без фермера - будущего!”

Наконец, тлеет на селе классовая борьба между кулачеством и мелким хозяйчиком, между разными стратами мелкой буржуазии. Съезд отмечал случаи столкновений вокруг межевания земельных наделов, поджогов, избиений и даже убийств отдельных “фермеров”. Ликвидация колхозов, распаевание их земли и имущества, всколыхнуло в начале 1990-х годов болото [*] частнособственнических инстинктов и предрассудков украинского крестьянства. И если распаевание колхозной земли прошло более или менее спокойно, то какие коллизии возникали там, где было что делить из колхозного имущества! Можно сказать, что реакционные мелкобуржуазные иллюзии стать самостоятельным сельским товаропроизводителем и связанные с этим эмоции буквально захлестывали при такой дележке вчерашних рядовых колхозников. А тут поперек дороги становится все тот же ненавистный сатрап-председатель или держиморда-бригадир, который озвучивает формулу сохранения капитала: “ Я нэ дам розтягнуты майно по дворах !”. Все ему мало!..

Он “отгрохал” себе двух-трехэтажный дворец на фоне убогих хатенок. Он во время ликвидации колхоза прибрал к рукам почти весь инвентарь и при этом “забыл” выплатить зарплату за несколько лет. Он теперь директор “частно-арендного сельхозпредприятия” и требует, чтобы земля отдавалась в аренду только ему, за плату, которую он же назначит. Он все чаще и чаще “забывает” о своих обязанностях арендатора и снова не платит зарплату своим батракам, при этом лишив их возможности красть, как это всегда было в колхозе... Разве не возникнет у кого-нибудь желания пустить ему “красного петуха” или отомстить ему в какой-нибудь еще более варварской форме?!

Классовое размежевание в украинском селе развивается. Это неизбежный процесс. Он значительно ускорится с началом купли-продажи земли, которая должна быть скоро введена в законодательство. Но надо думать, что тогда, наряду с возможностью скупки земельных наделов, кулачество получит и гораздо более серьезные проблемы, чем оно имеет теперь. Хотя до “аграрных беспорядков”, до профсоюзов безземельных крестьян еще очень далеко, но путь к развитию классовой борьбы, к социальным потрясениям на селе открыт.

Примечание:

* Испарения этого болота ударили и по сознанию городского пролетариата, все еще очень тесно связанного с селом. Растревоженная социальная память городских рабочих показывает, что и в начале нового столетия мелкобуржуазное сознание все еще чувствует травму сталинской коллективизации. Ожили и озвучиваются характерные, как сейчас принято говорить, “знаковые” воспоминания. В рабочей среде весьма редкие социально-исторические разговоры обязательно свернут на тему о том, что у кого-то из рабочих дед “держал” мельницу ; у кого-то было столько-то лошадей, коров и овец ; а еще у кого-то, у деда был дом под железной крышей и много-много земли... И все забрали-разорили-испоганили проклятые большевики-коммунисты, “краснопузые жидо-масоны”. А чья-то, до сих пор живая, очень древняя бабушка все еще помнит, как хозяйничали сами и горя не знали, а пришла “коммуна”, - работать перестали, церковь разорили, батюшку убили, головой попадьи как мячом играли... И никто из рабочих не скажет, - а мой дед-прадед был членом комбеда, был чоновцем или красноармейцем, гонялся за бандами и рубил на скаку кулацкую сволочь или был сельским активистом во время раскулачивания и коллективизации. Общественный климат теперь не тот, он не располагает к подобным откровениям...

Но когда высокооплачиваемый рабочий основной профессии, ездит в отпуск на родину, в Северный Казахстан, “своим ходом”, на собственном автомобиле (!), и вернувшись оттуда, говорит, как там, на родине, хорошо, - там на пай дают 10 гектаров, а не 3-4, как здесь, - это тоже “знаковый” признак. Это тоже симптом того, что мелкобуржуазное сознание живо, что оно и в городе хранит легенды о “своем” клочке земли.

Тяга к “своей земле” велика. Даже в глухие семидесятые годы пожилые городские рабочие (бывшие колхозные крестьяне) в очень доверительной обстановке, почти шепотом, высказывали автору сокровенное: “Если бы Гитлер дал (вернул) нам землю, мы бы не имели ничего против него...”