Красный клин

Ревизия диалектики

(Г. Маркузе, «Разум и Революция»).

Однако принципиальные изменения начала претер­певать сама марксистская теория. История марксизма подтверждает родство мотивов гегелевской философии с критической направленностью материалистической диалектики в ее соотнесении с обществом. Марксистские  школы,  отказавшиеся  от революционных основ марксистской теории, были школами, открыто отвергавшими ее гегелевские аспекты, особенно диалектику.  В работах ревизионистов, выражавших растущую уверенность больших групп социалистов в том, что путем мирной эволюции на смену капитализму придет социализм, содержались попытки превратить социалистическое движение из теоретического и практического противостояния капиталистической системе в парламентское движение внутри этой системы. Философия и политика оппортунизма, представленная этим движением, выливалась в борьбу против того, что им же именовалось «остатками утопического мышления у Маркса». В результате критическую диалектическую концепцию ревизионизм заменил конформистскими установками натурализма. Преклоняясь перед авторитетом фактов, которые действитель­но оправдывали надежды на формирование легальной парламентской оппозиции, ревизионисты направляли революционное действие в русло веры в «необходимую естественную эволюцию», ведущую к социализму. Впоследствии диалектику назвали «предательским эле­ментом в марксистском учении, ловушкой для всякого последовательного мышления»[1]. Бернштейн заявил, что «западня» диалектики заключается в ее неуместном «абстрагировании от специфических особенностей вещей»[2]. Он отстаивал фактическое качество фиксированных, устойчивых объектов в противовес всякому понятию их диалектического отрицания. «Если мы хотим постичь мир, мы должны постигать его как совокупность сформировавшихся объектов и процессов»[3].

Постепенно это привело к возрождению идеи здравого смысла как орудия познания. Диалектическое ниспровержение «фиксированного и устойчивого» было предпринято в интересах высшей истины, могущей разрушить негативную тотальность «сформировавшихся» объектов и процессов. Теперь эта революционная установка осуждалась в угоду устойчивой и прочной наличной данности, которая, согласно ревизионизму, медленно развивается по направлению к Рациональному обществу. «Классовый интерес отступает, общий интерес набирает силу. В то же время законодательство становится все могущественнее и начинает регулировать борьбу экономических сил управляющих все большим количеством областей, которые прежде были отданы во власть слепой войны единичных интересов»[4].

Отвергая диалектику, ревизионисты фальсифицировали природу законов, которые, как считал Маркс, управляют обществом. Мы помним, что согласно Марксу естественные законы общества выражают слепые и иррациональные процессы капиталистического воспроизводства и что социалистическая революция должна принести свободу от этих законов, В противоположность этому ревизионисты утверждали, что социальные законы суть законы «естественные», которые гарантируют неизбежное развитие общества к социализму. «Немалое достижение Маркса и Энгельса состоит в том, что они с большим успехом, нежели их предшественники, смогли соединить царство истории с царством необходимости и, таким образом, возвысили историю до уровня науки»[5]. Итак, критическую теорию Маркса ревизионисты проверяли нормами позитивистской социологии и превращали эту теорию в естественную науку, В соответствии с внутренними тенденциями по­зитивистской реакции на «негативную философию» господствующие условия общества гипостазировались и человеческая практика подчинялась их власти.

Те, кто стремился сохранить критический заряд марксистской теории, усматривали в антидиалектиче­ских тенденциях не только теоретическое отклонение, но и серьезную политическую опасность, постоянно угрожавшую успеху социалистического действия. Для них диалектический метод с его бескомпромиссным «духом противоречия» представлял собой неотъемлемую часть критической теории общества, без которой она с необходимостью превратится в нейтральную или позитивистскую социологию. Поскольку между марксистской теорией и практикой существует внутренняя связь, трансформация теории завершится формированием нейтральной или позитивистской установки по отношению к существующей обществен­ной форме. Г. Плеханов решительно заявляет, что «без диалектики материалистическая теория познания и практика остаются неполными, односторонними и, более того, невозможными»[6]. Диалектический метод представляет собой тотальность, в которой «от­рицание и уничтожение существующего» проявляется в каждом понятии, тем самым создавая всеобъемлю­щую понятийную структуру для осмысления полноты существующего порядка в соответствии с интересом свободы, Только диалектический анализ может ука­зать правильное направление революционной практики, так как он не позволяет, чтобы эту практику подавили интересы и цели оппортунистской филосо­фии, В. Ленин столь решительно настаивал на применении диалектического метода, что считал его критерием революционного марксизма. Обсуждая самые неотложные практические политические вопросы, он не отказывал себе в удовольствии порассуждать о значимости диалектики. Наиболее ярким примером может служить написанное им 25 января 1921 года исследование тезисов Троцкого и Бухарина, высказанных на профсоюзной конференции[7]. В этой статье Ленин показывает, каким образом скудость диалектического мышления может привести к тяжелым политическим ошибкам, и связывает свою защиту диалектики с критикой ложного «натуралистического» истолкования марксистской теории, Он показывает, концепция диалектики не совместима ни с какой опорой на естественную необходимость экономических законов. Кроме того, она несовместима с ориентацией революционного движения на одни только экономические цели, потому что любая экономическая цель обретает свой смысл и содержание только из тотальности нового общественного порядка, на достижение которого это движение направлено. Тех, кто подчинял его спонтанность и политические цели экономической борьбе, Ленин причислял к самым опасным фальсификаторам марксистской теории. В противоположность таким марксистам он утверждал, что политика обладает абсолютным верховенством над экономикой: «Политика не может не иметь первенства над экономикой. Рассуждать иначе, значит забывать азбуку марксизма»[8].


 

  1. [1] Bernstein E. Die Voraussetzungen des Sozialismus und die Aufgaben der Sozialdemokratie. Stuttgart, 1899. S. 26.
  2. [2] Bernstein E. Zur Theorie und Geschichte des Sozialismus. Berlin, 1904. Part III. S. 75.
  3. [3] Ibid. S. 74.
  4. [4] Ibid. S. 69.
  5. [5] Kautsky K. Bernstein und die materialistische Geschichtsauffassung // Die Neue Zeit. 1898-1899. Bd II. S. 7.
  6. [6] Plekhanov G. Fundamental Problems of Marxism. New York, n. d. P. 118
  7. [7] Ленин В. И. Еще раз о профсоюзах. ПСС. Т. 42. Стр. 289-290.
  8. [8] Ibid. Стр. 278