Максим Буткевич, "FORum"

"Patriot Act”: украинский вариант?

Очень не хочется отдавать обсуждение темы “терроризма” лишь “профессионалам” по борьбе с ним. А хочется – как минимум, услышать ответы на имеющиеся вопросы. Чтобы потом, в какой-то момент, не пожалеть о том, что не спросил.

Украина опять - в очередной раз - повышает готовность к борьбе с терроризмом. Последним шагом в этом направлении стал Указ президента о создании Антикризисного Центра.

С 98-го года - времени возникновения предыдущего такого Центра – Антитеррористического – террористических кризисов в Украине, к счастью, не случалось. Так что продолжение клонирования антитеррористических структур вызывает легкое недоумение. Другой, куда более значимый вклад в борьбу с терроризмом был сделан всего за несколько дней до этого, в конце октября. На рассмотрение Верховной Рады президент внес проект закона “О борьбе с терроризмом”. И в этом законопроекте создание такой структуры, как Антикризисный центр, не предусмотрено, - так же, как и не расписаны ее функции.

Но создание очередного Центра, правду говоря, не очень волнует. Их и так уже немало. А вот законопроект – интересует куда больше. Многие соседи уже обзавелись подобными законами. Кто – еще четыре года назад (как Россия), кто – чуть меньше года (Белоруссия). До Украины очередь дошла в разгар событий, связанных с захватом заложников на московской Дубровке: разработанный СБУ законопроект внесен Леонидом Кучмой 29 октября, с просьбой рассмотреть вне очереди. И хотя прилагаемая справка о его согласовании подписана еще 21 августа, теперь рассмотрение будет проходить именно в контексте захвата заложников в Москве.

В этом Украина не отличается от большинства стран, принявших новые антитеррористические законы после, вследствие, и на фоне терактов. Практически все они встретили немалое сопротивление со стороны правозащитных организаций. Причина критики: во имя “чрезвычайщины” времен борьбы с терроризмом государство ограничивает гражданские права и свободы. Так, антитеррористический закон, предложенный в Британии, предусматривает возможность длительного заключения подозреваемых в причастности к международному терроризму без суда. А знаменитый американский “PATRIOT Act” формулирует новые виды преступлений, устанавливает новые наказания, а также предоставляет спецслужбам широчайшие полномочия в слежке за подозреваемыми.

Впрочем, любой закон, посвященный борьбе с терроризмом, настораживает, прежде всего, не жесткими мерами, а самим фактом своего появления. С оформлением такого правового акта в руках государства оказывается силовой инструмент, который может превратиться в настоящую дубину. Суть антитеррористических законов в том, что “терроризму”, который раньше рассматривался как комплекс насильственных уголовных правонарушений, совершенных с определенной (часто – политической) целью, придается особый статус. В борьбе против него допустимо намного больше, чем против обычных преступлений – и эта борьба приобретает милитаризированный характер. Не зря в международном масштабе этот процесс назван сейчас “войной”.

Украинский вариант антитеррористического закона, в отличие от зарубежных собратьев, “чрезвычайщиной” не отличается. Здесь нет предложений об ужесточении наказания за “террористические” действия – указано, что виновные несут ответственность согласно действующему законодательству. Нововведения – на понятийном уровне. В пояснительной записке к законопроекту указано, что разработан он во исполнение международных соглашений, поддержанных Украиной. Именно они обусловили законодательное закрепление борьбы с финансированием террористов – в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН №1373. Эти положения нельзя было не внести. Так же, как – в кои-то веки предусмотрительными – кажутся статьи законопроекта о социальной защите и реабилитации жертв терактов, компенсации пострадавшим. Пусть и практически подражающие российскому аналогу.

Впрочем, не понимая всех тонкостей законодательных сфер, позволю себе высказать мысль, крамольную в наш век борьбы с “террористической чумой XXI века”. Не могу понять, почему внесения соответствующих поправок в существующие законы – Уголовно-процессуальный Кодекс, закон “О банках и банковской деятельности”, и другие, - недостаточно, и принятие отдельного закона так необходимо. Ведь далеко не все государства пользовались таким инструментом - видимо, рассудив, что законодательство для борьбы с преступлениями – одно, независимо от того, чем они мотивированы. Там же, где борьба с терроризмом отдельно зафиксирована законодательно, отнюдь не гарантировало блистательной победы – взять ту же Россию.

Но допустим, я поверю на слово, что принятие отдельного закона – действительно необходимо. Куда больше внимания, чем помощи пострадавшим, законопроект “О борьбе с терроризмом” уделяет законодательному закреплению такого, к примеру, понятия, как “антитеррористическая операция”. Отличная и от полицейской, и от военной. Тоже, кстати, походя в этом именно на российского предшественника. Там это понятие, по мнению части юристов, могло послужить шатким единственным правовым основанием войны в Чечне. Для чего оно может послужить в Украине?

В тексте, предложенном Верховной Раде, “антитеррористическая операция” определяется не столько потребностью в координации действий различных структур, сколько масштабом и угрозой, которые представляются терроризмом. Однако в мировой практике однозначного определения “терроризма” не существует. В тексте украинского законопроекта “терроризм” - простите длинную цитату - определяется как: “общеопасные политически мотивированные действия, осуществленные или грозящие осуществлением, путем случайного выбора непосредственных жертв для запугивания населения с целью понуждения органа государственной власти или органа местного самоуправления, международной организации, иностранного правительства или их представителей, а также физического или юридического лица или группы лиц к осуществлению или отказу от осуществления определенного действия”. Проще говоря, такое понятие, как “индивидуальный террор”, может отойти в прошлое, - по причине “неслучайного” выбора жертв. С другой стороны, как совершеннейшему не юристу, мне бы хотелось услышать ответ на следующие вопросы. Можно ли, при желании, подвести под это определение американские бомбардировки Сербии? Или - массовые беспорядки, когда в результате столкновений с участниками оппозиционной демонстрации получают травмы сотрудники органов охраны правопорядка – персонально “случайные”, “непосредственные” жертвы? А действия демонстрантов – “политически мотивированы”? А “для запугивания” - определяется субъективно? Итальянский премьер в свое время уже сравнил с террористами участников демонстраций против корпоративной глобализации. Да ходить так далеко и незачем. Леонид Кучма - нынешний инициатор рассмотрения законопроекта – выступая в Черновцах чуть больше года назад, упомянул в контексте “проявлений терроризма в Украине” участников оппозиционной акции 9 марта.

Вопросы возникают не только к определениям. При принятии закона предлагается внести изменения в ряд действующих актов: Уголовно-Процессуальный Кодекс, закон “Об оперативно-розыскной деятельности”, “О Службе безопасности Украины”, “О банках и банковской деятельности” и “О Пограничных войсках Украины”. Одна из поправок – к части пятой статьи 141 УПК. Сейчас она выглядит следующим образом: “Прослушивание телефонных и иных переговоров, раскрытие информации, содержащей банковскую тайну, осуществляется с разрешения собственника этой информации или по решению суда”. Предлагаемая, измененная редакция: “Прослушивание телефонных и прочих разговоров, раскрытие информации, содержащей банковскую тайну, осуществляется с разрешения собственника этой информации или по решению суда, кроме случаев, предусмотренных законом”. Опять вопрос к кому-нибудь из юристов или авторов законопроекта: каким законом? В предложенном проекте я не нашел подобных “случаев”. И если речь идет о, скажем, банковских счетах, на которых лежат “террористические” деньги, - почему решение относительно их не может принять судья? Который до сих пор должен был это делать каждый раз при желании уполномоченных структур прослушать домашний телефон какого-либо гражданина?

И еще у меня вопрос, скажем, профессиональный. В проекте закона Украины “О борьбе с терроризмом” указано, какую информацию в случае террористического акта нельзя доносить до общественности. Здесь запрещено, в частности, “раскрывать специальные технические приемы и тактику проведения антитеррористической операции”, и распространять информацию, “имеющую целью пропаганду или оправдание терроризма”. События вокруг Театрального центра на Дубровке по-новому осветили эти – дотошно скопированные с российского закона - положения. Пытаться узнать, и рассказать остальным, какие спецсредства, смертельные для части заложников, использовал спецназ – не является ли “раскрытием специальных технических приемов”? А озвучивание требований захватчиков – или, тем более, предоставление им слова в эфире или на газетной полосе – действительно ли “пропаганда или оправдание терроризма”?

Не хотелось бы выглядеть придирающимся. Однако антитеррористические законы иногда напоминают то самое ружье, висящее на сцене в первом акте. И нет никакой уверенности, что выстрелит оно в предусмотренном направлении. Сегодня это – очередной жест, долженствующий подтвердить нечто вроде “и мы тоже”, - тоже участвуем в борьбе “всего цивилизованного мира”. Но политический момент пройдет - а закон останется. Так что очень не хочется отдавать обсуждение темы “терроризм” лишь “профессионалам” по борьбе с ним. А хочется – как минимум, услышать ответы на имеющиеся вопросы. Чтобы потом, в какой-то момент, не пожалеть о том, что не спросил.

Почти год назад – 15 ноября 2001 – правозащитная организация “Международная Амнистия” предостерегала западные правительства от поспешного принятия анти-террористических законов. Прошедший год – мало что изменил. Как и тогда, с принятием таких сильных препаратов - очень не хочется спешить.